Собака цвета тамариндо

Едва Лусия сворачивает на Plaza de Armas, как маленькая Идания заводит тоненьким звонким голосом:

– Ба-а-абушка, ну пожа-а-алуйста, я только поглажу собачку, всего разочек!

Лусия еле сдерживает раздражение:
– Сдалась тебе эта собака! Если мы будем останавливаться возле каждого развалившегося на нашем пути пса, то доберёмся до дома только к вечеру. А кто нам, скажи на милость, приготовит ужин? Понятно, что не твоя мама. Это случится только если за мной неожиданно явится àngel de la muerte собственной персоной... да и то вряд ли.

– Бабушка, а правда, что моя мама — хинетера*?

– Идания, откуда ты знаешь это грязное словечко? Наверняка от этой старой сплетницы Кастории, у которой язык жгучий как перец чили! Неудивительно, что даже собственные дети от неё сбежали! А нам она завидует, понятно. Особенно тому, что твоя мама — хоть и переложила хозяйство на мои плечи и тебя до кучи подбросила, — а деньги в дом исправно приносит. Это благодаря ей мы сыты и обуты, запомни! Ну вот и собачка, погладь её... И чтобы я больше никогда не слышала этого поганого слова, поняла?

Идания поглаживает собаку и говорит:
– У неё шёрстка – прямо как волосы у мамы, цвета тамариндо.

– Это сейчас тамариндо, да, – соглашается Лусия. – Всё приличнее, чем в прошлом месяце, когда она выкрасилась в перезрелую папайю.

– Бабушка, мама у нас хорошая, скажи, что хорошая!

– Хорошая, – соглашается Лусия.

– И самая красивая на всей улице.

– Самая, amor mío, самая.

– И ты её очень любишь. Так же как меня!

– Конечно люблю, Идания, а как же! Она же моя дочь.

– И ты будешь любить её, даже если она покрасит волосы в цвет авокадо?

Лусия готова засмеяться, но это длится совсем недолго. Она как наяву представляет себе Касторию, поджидающую во дворе соседей исключительно для того, чтобы заявить, что дочка Лусии — эта пропащая хинетера! — начисто потеряла стыд. Уже не знает чем и завлечь богатых туристов. Вот, полюбуйтесь: покрасила волосы в зелёный цвет! А у неё, между прочим, ребёнок. Совсем рехнулась, разве не правда, damas y caballeros?

Неожиданно Лусия склоняется над собакой, гладит её и бормочет себе под нос: «Всё равно ты моя дочь, и она не смеет так о тебе говорить, не смеет, эта злобная завистливая старуха...».

*хинетера — проститутка на Кубе, сленг.

Падре отдыхает

Ему, похоже, лет шестьдесят с небольшим. Зовут Тони. Маленького роста, пузатый, с красноватой кожей и густыми серебристыми волосами. На носу очки Рэй Бэн Авиатор, в зубах сигарета. Каждый правильный итальянец должен быть немного мафиози (или больше чем немного, но это уже тонкости).

Тони первым приходит на пляж, пока всё семейство нежится в прохладных простынях или лениво допивает кофе на террасе. Юркий кривоногий кубинец показывает Тони подготовленные на первой линии лежаки (вот, извольте радоваться), хотя заранее занимать места запрещено, о чём имеется письменное уведомление при входе на пляж. На Тони оно, понятное дело, не распространяется. Он величественно достаёт из кармана мелкие доллары и песо, одаряя ими услужливого кубинца.

Часам к десяти подтягивается всё семейство. Зять приносит Тони два стакана – один полный, с пивом, другой с ромом на два пальца. Тони закуривает очередную сигарету и по очереди прикладывается к каждому из стаканов с точным расчётом на то, что оба напитка закончатся одновременно. Не пьёт, а вдумчиво потягивает.

Чуть погодя Тони начинает неспешный обход первой линии. Он общается с немцами, французами и своими нынешними соотечественниками – канадцами. Рассказывает, что отдыхает попеременно на Кубе, в Мексике и в Доминикане. Что живёт в двух часах лёту от Торонто. Что на Кубе безопасно, а в Мексике любопытного туриста могут почикать ножиком на раз-два. Что в Канаде уже выпал конкретный — с перспективой до апреля – снег, а здесь нежный как шёлк песок, лазурная волна и много рома. И всегда лучше Havana Club 7-летней выдержки – таков дельный совет от Тони.

К полудню Тони приканчивает очередной ёрш из пива и рома и отправляется в итальянский ресторан. Он планирует сдвинуть столы таким образом, чтобы за ними вольготно расположились восемнадцать человек. «Дети, – говорит он, – ровно в 12:30 будем есть пиццу. Не опаздывать».

И действительно, в 12:27 – до ресторана идти три минуты – все сдёргиваются с лежаков и шуруют в пиццерию есть кубинскую пиццу, запивая красным вином и ромом.

После обеда Тони укладыается на шезлонге заслуженно подремать. Его дочь (а может, внучка) и зять призывают всё семейство разучивать латиноамериканские танцы прямо здесь, на пляже. «Чисто для прикола, – говорит дочь-внучка, – пока падре отдыхает».

Падре отдыхает. Семья прежде всего. Без любви не испечь хорошей пиццы.

Ненаписанные дневники мотоциклиста

— Моё имя Александр. Я из Марселя, это во Франции.

— Алехандро? Так звали моего внука, — задумчиво говорит Рауль. — Хороший был парень, очень. С чистым сердцем.

— А где он сейчас?

— Не здесь. Тридцать лет уже нет его в живых. Он пытливый был, непоседливый. И впечатлительный. Решил повторить маршрут, проделанный Че Геварой в начале пятидесятых...

— Знаю, даже фильм такой есть! — Оживляется Александр. — "Дневники мотоциклиста" называется, роуд-муви.

— Про фильм ничего не слышал, а книжку такую Гевара написал. Вот и мой Алехандро — ему только-только 18 исполнилось — во что бы то ни стало решил проделать тот же путь, что и команданте революции в юности. С той лишь разницей, что Че всю Латинскую Америку исколесил, а Алехандро планировал только по Кубе проехаться. Но это было скорее не географическое подражание, а идейное. Понимаешь, о чём я?

— Отлично понимаю. В строгих рамках социалистической Кубы. — Александр позволяет себе немного иронии, но Рауль словно не замечает этого.

— А мы его подбадривали: "Давай, Алехандро, во имя бессмертной революции!". Копили деньги на мотоцикл — и как же он был рад, когда получил такой подарок ко дню рождения! Драндулет, конечно, не новый и, как выяснилось позже, с серьёзной неполадкой. Вот и улетел наш Алехандро прямо в небо. Стóит мне закурить сигару и задрать бороду повыше, так сразу и вижу, как мальчик мой рассекает в облаках. Ты вот тоже сделай затяжку и вглядись: вон оно, колесо его мотоцикла. За тем облаком справа, белым, как очищенный корень маниока. Сейчас постоим ещё с минутку, так он и сам появится, всадник небесный.

— Хорошие какие эти сигары, — растерянно бормочет Александр.

— А то! — Оживляется старик. — Из трёх видов листьев, скрученных totalmente a mano. Не сравнить с тем барахлом, которое вам в отелях впаривают за безумные доллары.

Рауль поднимает голову к небу, прищуривается и удовлетворённо щёлкает языком. Наверняка он видит силуэт своего неугомонного внука на мотоцикле с дефектом (который есть сущий пустяк в масштабах вечности). Затем снова обращается к Александру:

— А давай я отведу тебя в хорошую сигарную лавку. Там меня все знают, и товар тебе будет первосортный. Дорого с тебя не возьму, я давно уже обхожусь малым. Купишь мне в кафе по соседству стаканчик рома "Лехендарио". Только не белого, а коричневого длительной выдержки, añejo – он мне не по карману. Кстати, не возражаешь, если я буду звать тебя Алехандро? Чем-то ты похож на него — вроде бы неприметный с виду, а стержень чувствуется, стремительность. И этот берет с нашим флагом тебе идёт, одобряю. Sueña sin miedo! Мечтай без страха, вот что я тебе скажу, француз Алехандро. Ну, пойдём за сигарами, пока ты не передумал.