История эта в общем-то не нова, поскольку произошла отнюдь не вчера, а лет, может, восемь назад. Меня она тогда настолько впечатлила, что помню её во всех невымышленных деталях.

Гортранспорт в Питере. Автобус, кажется. Группа разнузданных отроков и отроковиц громко ржет, матерится, заполняет пространство скверным, отдающим гнилостностью дыханием. И вообще, ведет себя так, что в любой другой цивилизованной стране давно была бы вызвана полиция.
Пассажиры же автобуса молча присутствуют при этой адской пляске, старательно отворачиваются, прячут глаза. Дрейфят, одним словом.

На одной из остановок на заднюю площадку взбирается чрезвычайно пожилой, но еще стоящий на своих ногах человек. Одет он плохонько, за плечами у него брезентовый рюкзак, с которым малоимущие жители города ездят, как правило, на удаленные рынки — туда, где продукты подешевле. Или просто носят в нём всё своё немудрёное имущество.

Итак, этот сухонький старичок на задней площадке начинает размещать свое малогабаритное тело и рюкзачок, создавая некоторую суету вокруг себя. Да на самом деле суеты-то никакой нет — так, только робкие телодвижения вновь зашедшего пассажира. Но невменяемой своре это сразу как-то помешало и, даже более того, — люто разозлило.

Один из ублюдков изрыгнул: "Уе...вай, убогий, отсюда, а то закатаем тебя в твой сраный рюкзак", ну или что-то вроде того. И началось, и понеслись отходы по трубам.

А пассажиры молчат, они вообще всю дорогу молчат. Они немы, глухи, они хотят просто доехать до пункта назначения без потерь. Им тот новичок с задней площадки сто лет как не нужен: от него исходит импульс неприятностей в пути.

И внезапно тот самый — которого пару секунд назад обозвали убогим и сраным — разворачивается всем своим компактным корпусом к подавшему голос щенку и внятно так, громко, прямо смотря в глаза скотине, говорит:

"Я таких, как ты, в блокаду ЖРАЛ!"

И они заткнулись. И образовалась тишина. И никто больше не осмелился, ни один из них. Ни словом.

Скажу честно, мне все равно, жрал ли он окоченевшие трупы в те ужасные годы, когда и крыс на улицах не осталось, и шнурки все были выварены и съедены, и смерть близких отмечалась с равнодушием. Нейроны головного мозга отказываются передавать правильные сигналы в режиме полного истощения.
Вспомнить хотя бы О.Мандельштама, проведшего свои последние дни в абсолютном помешательстве на лагерной помойке в поисках хоть чего-то, что можно съесть…

А перед старичком можно снять шляпу. Он не испугался. Ни своей памяти, ни выродков, ни ощетинившейся толпы. Он-то и похлеще видал.

2013 г.