Прихожу в болгарский магазин, где своеручно делают сумасшедше вкусную, душистую ветчину без жиринки. Такую, которую можно есть вместо конфет. Или, если кого такое сравнение смущает, то скажу иначе: есть её и худеть — чистый же протеин.

Каждый раз между мной и мясником происходит одна и та же беседа:
—Ты румынка? — спрашивает мясник, ныряя в витрину со своей стороны, дабы выудить кусок для отпила.
— Нет, я русская. Двести пятьдесят грамм в нарезку, пожалуйста.
— Русская? Из Москвы? — довольно громко задаёт он следующий вопрос, потому что нарезочная машина уже запущена и многообещающе жужжит.
— Ага, — коротко отвечаю я и тревожно слежу за движением его рук. Я люблю чтоб тонко, на просвет. Конфеты же.
— Я сразу догадался, что из Москвы, — с довольным видом сообщает мясник и режет мои примерно двести пятьдесят грамм на манер лепестков розы. Той самой знаменитой болгарской розы, которая на мировом рынке в виде эссенции стоит восемь тысяч долларов за миллилитр. Или около того, я краем уха слышала, но точнее не скажу — я всё больше по ветчине.

То есть расклад такой: румынка, по которой сразу видно, что она из Москвы.
Иду на кассу, нежно прижимая к груди свёрток с ветчиной. Чтоб ни один лепесток не замялся от случайной грубости дрогнувших пальцев.
— Бонжур, — вежливо говорю я седовласому кассиру, похожему на того самого знаменитого болгарского певца, который всегда открывал-закрывал конкурс песни соцстран в Сопоте, но имя его я за давностью запамятовала. Его ещё в прессе называли самым популярным болгарином в СССР.
— Здравствуйте, — спокойно отвечает мне лауреат Сопота (я убеждена, что это он) на безупречном русском языке. И пробивает чек на мою восхитительную розовую ветчину так, как если бы это была какая-нибудь унылая докторская колбаса или, что гораздо хуже, соевый псевдомясной продукт. То есть с поразительным хладнокровием.

Покидаю я лавку в благодушном, приподнятом настроении. Соцлагерь распался, Бисер Киров больше не поёт (всё же проговорилась), Чаушеску уже 27 лет как расстрелян, а ветчина вечна.
Нет, не хлебом единым жив человек. Жив он беседой, даже если она всякий раз повторяется слово в слово.

Публикация в еженедельной газете "Место Встречи Монреаль", апрель 2017, вып.894