Сколько же удивительных открытий можно сделать благодаря этому бывшему шведу, а нынешнему гражданину мира, заманившему в свой большой фанерный ящик доверчивого массового потребителя. Да кто ж не оставлял там кусочек жизни, покупая мелкую и крупную ерунду? А обстановку или даже целый дизайн в плоских коробках?

Как выяснилось, это хлебное место и для психологов. Они там неприметно фланировали с блёкло-скандинавскими лицами под видом обычных покупателей, невзначай проводили лёгкие опросы, а также, — как заправские клинические вуайеристы, — подглядывали за сосредоточенными на замерах и расчётах клиентами.
Накопив как следует требуемой информации, эти настырные психологи заявили во всеуслышание: в ИКЕА происходит наибольшее количество семейных ссор в сравнении с любыми другими магазинами, организованными и стихийными рынками, кафе-бистро, культурно-просветительными центрами, а также общественными банями.

Феномен этого явления заключаются в том, что семейная пара, попадая в магазин, где намеренно воссоздана домашняя обстановка в виде вполне конкретных помещений — кухня, спальня, кладовка — подсознательно включается в поток привычных домашних ощущений и оценок.

Вообразим на мгновение, как она, прошерстив товарные ряды, вдруг с блаженным видом выхватывает из корзины тёрку для сыра и радостно потряхивает ею, дескать, смотри, дорогой, не зря мы в такую даль припёрлись: эта отпадная штучка теперь поселится в нашей кухне между ножом для резки базилика и приспособлением для бесшовной очистки яблок.
На что он, пуская мутную слезу пота по страдальческому лбу и выразительно опершись на ближайший предмет мебели типа “Годморгон – пусть каждое утро будет добрым, ряд 25, стеллаж 13А”, спрашивает её голосом, внезапно ставшим чужим и даже мерзким: “ А что, на обычной в лом потереть?”

Под горячую руку попавший Годморгон вдруг отчётливо представляется натиральщице сыра (вышла бы замуж за приличного человека, так носила бы фамилию Рокфор или Камамбер, а не вот эту постыдную, с которой она сейчас живёт по его милости, дура была молодая, ох, дура) предметом герметичного упокоения для этого чудовища. Она начинает подрагивать ноздрёй и неритмично дышать грудью, затянутой в футболку с эпической надписью “Джон Сноу жив”, подбирает слова из лексического запасника “не подбирая слов”.

Через секции торшеров, свечей и прутьев для незамысловатого декора, походкой гренадёрши она устремляется к кассам, а он, цыкнув зубом, обреченно плетётся за своим деспотичным сыроведом. Они оплачивают диванные подушки и заказывают доставку коробок с надписью “Гурдаль — красота соснового леса в вашей спальне, комод с 9 ящиками”.

На выходе он предлагает перекусить хот-догом по привлекательной цене, на что она выразительно вытягивает губы злючей утиной гузкой, дескать, а на что ещё мог польститься этот селянин, взрощенный на картошке с котлетами? Но всё же идёт с ним в якобы шведский буфет и обречённо заказывает кофе, глазированную булочку с корицей, а также стаканчик замороженного йогурта – популярный дамский набор для снятия стресса в вынужденной разлуке с винным погребком.

После перекуса противостояние постепенно ослабевает, но как замечают наблюдательные психологи, а тёрку-то для сыра ей всё же удаётся прикупить. Когда, каким образом? На этот вопрос даже воскресший Джон Сноу не ответит.

Публикация в еженедельной газете "Место Встречи Монреаль" от 07.03.2017. Вып.6(889)