В кафе за столиком у окна сидела миниатюрная женщина и быстро-быстро ела пончик. Причём это был не просто пончик, а этакая пончикообразная булочка с плотным ванильным кремом внутри и густой шоколадной заливкой снаружи. По мере откусывания тонкие пальчики дамы ловко перемещались по нежно-округлой плоти пончика, а разбушевавшиеся в задорном ритме жевательные мускулы отлично прорисовывалась через тонкую кожу щёк, и было в этом что-то от идеального механизма.
И ещё спина. Она держала спину первоклассно ровно и всем видом словно бы давала понять, что ей невероятно важно успеть насытиться, поскольку потом будет только лестница на эшафот и в небо, а также негодующий гул толпы на центральной площади города. А прóклятая королева обязана остаться в памяти своего народа незаурядной и самоуравновешенной исторической фигурой, а не обмотанной голодными слюнями пищебродкой. Вот, казалось, именно это она хотела донести до посетителей кафе.

Стряхнув с себя средневековый морок, я переместила своё воображение в плоскость критического реализма. ”Балерина на пенсии и с пончиком" — придумала я название картине, даже не успев сообразить, что это оксюморон и ни один горе-художник не возьмётся за такой сюжет хотя бы потому, что ему никто не поверит.
Поверит–не поверит, а я на всякий случай отвернулась, потому что прекрасно знаю, что женщинам, весом чуть больше чем у балерины, смотреть на такие пончики императивно запрещается. В любом учебнике по диетологии это объяснено аккурат в том разделе, где пострадавшие пациентки делятся своим горьким опытом набора десятка-другого кг в результате случайного созерцания кондитерских витрин, а также стеллажей с обезжиренным хлебом.

Но недолго я продержалась — от силы минуту. Когда я снова загорелась желанием полюбоваться картиной не-Серова с не-девочкой и не-персиком, выяснилось, что дама не только успешно стрескала пончик, но уже вытерла с рук остатки масляного крема (скомканная салфетка у тарелки) и подкрасила тонкие губы помадой цвета невинности (в момент поворота моей головы косметичка плавно соскальзывала в дамочкину сумку, а губы проворно промокали одна другую).

Вот тут и появился Он. Уже немолодой мужчина крупного размера с двойным подбородком, сдобными руками и лёгкими каплями пота на лбу очевидно от усталости, спровоцированной ношением собственного лишнего веса.
"Шарлотта, где моё пирожное?" — спросил мужчина и смятенно вперился в пустую тарелку.
"Ну с твоим сегодняшним сахаром тебе только пирожного не хватало! Или по неотложке соскучился?” — Шарлотта всплеснула ручками фасона "палочки для суши". После чего ловко извлекла из ридикюля аптечный коробок с пилюлями и пакетик с конфетами Life Savers, которые рекомендуются диабетикам для рассасывания в случае надвигающейся сахарной комы.

Не ту женщину назвали Шарлоттой, подумала я, не ту. По-хорошему её имя должно бы быть Глюкометр. Мадам Глюкометр, а для своих — Глюка.
И тогда сцена Его появления выглядела бы не только убедительнее, но и дооформленной тем самым классическим последним мазком:
"Глюка, ну зачем ты опять сожрала моё пирожное? Какая же ты всё-таки, ну какая же ты…Глюкаааа!”.

Публикация в еженедельной газете "Место Встречи Монреаль", апрель 2017, вып.894