Хотя дверь в кабинет была достаточно широкой, они вошли не одновременно, а последовательно, друг за другом. Девушка шла первой, мужчина чуть напирал на неё сзади. Она не сопротивлялась, а только с каждым шагом послушно откликалась на это подстёгивание, как утомлённая в пути кобыла: тык-цок, тык-шлёп.

Доктор приветливо улыбнулась вошедшим. Она вообще всякий раз старалась встречать пациентов не дежурной улыбкой, а так, как того ожидают сами пациенты — со вниманием и готовностью тут же погрузиться в их проблемы. По факту же не всегда была довольна собой. Особенно, если пациенты шли потоком, и задача была успеть всех принять. Вот и сегодня не продохнуть: ей придётся принимать не только своих пациентов, но и коллеги, доктора Сильви Бушар.

— Здравствуйте, — сказала она. — Садитесь, пожалуйста. Сейчас приступим.
Бегло просмотрела на экране компьютера открытый файл: Лея Лафортюн, без малого шестнадцать лет…Тут же глянула на пациентку: ого, ей будет всего шестнадцать, а ведь с лёгкостью дашь полных восемнадцать! Отвернулась от компьютера и обратилась к девочке:
— Твой доктор, Лея, ушла в отпуск на две недели, поэтому сегодня тебя принимаю я. Меня зовут Шанталь Буажоли, будем знакомы.

Девочка довольно вяло кивнула головой и села на край стула неудобно, ссутулено. Мужчина чуть дёрнул за ворот её куртки, после чего она неохотно стянула её и осталась в то ли в футболке, то ли в верхней части пижамы, не понять — уж очень эта вещь походила и на то, и на другое. Плечо чуть оголилось и показалась бретелька застиранного лифчика, предположительно когда-то белого.
— А вы отец? Я правильно понимаю?
— Я отчим. Лея находится под моей опекой, — он прочистил горло.— Официально.

Мужчина был не слишком-то приветлив. Он стоял рядом с падчерицей, широко расставив ноги, одной постоянно подёргивая. На нём была надета дермантиновая куртка, потёртые, отдающие в желтизну джинсы и ковбойские сапоги. При этом на голове, совершенно не сочетаясь с костюмом в стиле «вестерн», красовалась бейсболка с логотипом популярной хоккейной команды.
Он размашисто снял свою куртку, вместе с курткой Леи бросил на второй стул. Остался в майке без рукавов такого же неразборчивого цвета, что и бретелька лифчика Леи. Садиться явно не собирался.

Оба они были какие-то застиранные, линялые. Шанталь сразу представился запущенный, пропахший прогорклым маслом и марихуаной дом, где крошки от чипсов не убираются со стола неделями, сантехника давным-давно загажена, а корзина для грязного белья забита под завязку.

Тем временем размундировавшийся отчим деловито опёрся на спинку стула, на котором сидела Лея, и развернул руки так, что на его предплечьи Шанталь увидела татуировку в виде русалки с грудями, непропорционально раздутыми по отношению к хвосту. Они походили на мыльные пузыри и, в отличие от других частей тела, были прорисованы цветными чернилами: обод одной груди был малиновым, другой —зелёным. В центре русалочьего хвоста, между многочисленных кривоватых чешуек, одна была крупнее и заштрихована так, что недвусмысленно смахивала на женский лобок.

На мгновение сбитая с толку козлиным запахом, поползшим по кабинету от отчима, и отталкивающей, грубой татуировкой, она всё же решительно перешла к вопросам по существу:
— Лея, расскажи мне, почему ты пришла сегодня по срочной записи? Что тебя беспокоит?
— У неё три дня по утрам рвота сразу после еды. А ещё, говорит, что-то там по-женски болит. Но это врёт, может, — заговорил отчим, даже не обратив внимания, что вопрос адресовался не ему.

Лея как будто и не удивилась, что он ответил за неё. Разве что брови сдвинула каким-то унылым треугольником, отчего лоб собрался в гармошку и стало заметно, что лицо у неё тоже не соответствует возрасту — как бы чуть состаренное. Бывают такие дети-старички, обычно много рассуждающие и с личиками «в морщинку». Только Лея, в отличие от разговорчивых детишек, молчала.

— Да, с такими симптомами нужно сразу обращаться к врачу, особенно если состояние сопровождается регулярной рвотой. — Доктор намеренно проигнорировала фразу про возможное враньё. — Лея, всё же я хотела бы, чтобы ты мне сама рассказала о том, что и как тебя беспокоит.
— Значит, я вырываю после еды, внизу живота сильно болит. Вот так, значит, — девочка без выражения пересказала то же самое, что минуту назад выдал её отчим.

Пока она говорила, он ещё сильнее облокотился на спинку стула, и стало видно что его выступающий живот почти соприкасается с шеей девочки — открытой и нежной до линии роста волос. Сами же волосы, причёсанные наспех и без внимания, были заверчены на макушке небрежным пучком, вокруг которого располагались множественные неопрятные «петухи».

Лея, однако, никак не отреагировала на живот отчима, даже не попыталась отпрянуть, как это обычно бывает при случайном соприкосновении.

«Или всё-таки не случайном? Возможно ли, что ты, Лея Лафортюн, привыкла к таким прикосновениям и перестала их замечать?»

Эта неприятное наблюдение придало Шанталь решимости и она спросила, внимательно глядя на отчима:
— А где мать девочки? Она жива?
— Она жива, но сейчас в психлечебнице.
— Да? И с каким диагнозом?
— А хрен его знает! Ей уже три раза меняли диагноз, потому что она свихнулась то ли сама по себе, то ли наследственное у неё что-то — там все родственнички с приветом. Начала вдруг выть целыми днями по-придурочному. Один раз на меня даже с ножом кинулась, да только со мной такие номера не проходят. Я ей быстро объяснил что к чему, а она в ответ в постель улеглась и лежала там трупом целыми днями напролёт. Еле уговорил её подписать бумагу, что на лечение хочет. Непонятно же, что в следующий раз выкинет. Мне-то пофиг, как я уже сказал, а ребёнку если вред причинит —другое дело. Девка, сами же видите, рохля заторможенная. Я потому и говорю, что может врать — у неё, как и у матери, тараканов в голове предостаточно. Да только она не сумасшедшая, не то что та.

Лицо отчима было узким и бледным, с куперозными красными звёздочками на щеках и на крыльях носа, волосы и усы — рыжеватого цвета. Челюсть чуть выступала вперёд, за счёт чего изо рта время о времени вылетала мелкая слюнная россыпь. Лоб высокий, а глаза вытравленного цвета и, на фоне слишком крупной для такого лица зубастой челюсти, как бы утоплены или даже вдавлены в глазницы. Мужчина с малоинтересной внешностью, среднего роста, среднего телосложения, к тому же с выраженным «пивным» брюшком.

Шанталь закрыла окно в компьютере. Поднялась со стула, поправила халат.
— Ну, что ж, Лея, пойдём в смотровую комнату. Проверим давление, вес и всё, что полагается.
Она указала девочке на дверь в смотровую. Та встала, но не сделала ни шагу, пока отчим слегка не шлёпнул её по ягодице – и этот шлепок словно завёл какой-то заклинивший механизм, после чего девочка направилась в нужном направлении.

Уже в смотровой доктор Буажоли окончательно убедилась, что девочка была не по годам развитой, со сформированными бёдрами и грудью. А ведь ребёнок ещё совсем: личико испуганное, губы – печальной крохотной подковкой. Шанталь сразу вспомнила свою дочь Эмму – лицо у неё бывало точно таким же, когда её наказывали за непослушание и забирали планшет, на котором она смотрела свои любимые мультики про девочку Дору и её многочисленных друзей, прилежно изучающих алфавит и заодно окружающий мир: “А” – автомобиль, “Б” – булочная и так далее. Но Эмме ещё нет пяти, а этой вот уже скоро шестнадцать. Тело Леи как-будто родилось несколькими годами раньше, чем она сама, самостоятельно развилось и расцвело, оставив его хозяйку недоуменно застывшей на стадии раннего пубертата.

Да, пожалуй, такое можно было сразу предположить. Доктор Буажоли сняла латексные перчатки и бросила их в блестящее ведро из анодированной стали. Отпустила ножную педаль — крышка неприятно лязгнула.

Девушка уже почти оделась и к заявлению доктора отнеслась так, как будто на другой результат и не рассчитывала — ничто не поменялось в выражении её лица. Восемь недель беременности, ранний токсикоз — и всё это на фоне отрицательного резуса, о котором имелась запись в электронном файле пациентки.
– Ты должна будешь решить, оставлять ребёнка или нет. Если ты не готова к этому, я направлю тебя к специалисту для обсуждения возможных вариантов. Если же захочешь рожать — будешь наблюдаться у своего лечащего врача.
Лея повернула голову в сторону Шанталь, посмотрела на неё и тут же перевела взгляд на висящий на стене плакат с человеком без кожи, но зато с чётко прорисованными внутренними органами. Шмыгнула носом и стала надевать стоптанные туфли совершенно непонятной модели — то ли мужские, то ли женские.

Почему-то именно эти туфли, совершенно не девчачьи, а как-будто Лея уже перешагнула и юность свою, и первое счастливое материнство, и усталость от непростой жизни, и предательство, и смирение с несправедливостью, — именно они заставили Шанталь задуматься, почему рядом с Леей торчит этот мерзкий тип, контролирующий её движения и слова, подчинивший её себе, словно она — это размалёванная русалка, надёжно впечатанная в его предплечье.

— Скажи, а парень-то у тебя есть?
— Есть.
— Он знает?
— Нет, он уехал.
— Далеко?
— В Ред-Дир.
— Хм, что-то знакомое…А где он находится?
— В Новой Шотландии.
— А, понятно.

«Ответ неправильный, в Альберте он находится. А ты, шестнадцатилетняя беременная Лея Лафортюн врёшь и рада, что выкрутилась. Нет, не так. Скорее, совсем не рада, а врёшь по привычке. По закрепившейся привычке скрывать правду».

— Ну, в любом случае, решение будешь принимать совместно со своим опекуном, поскольку ты ещё несовершеннолетняя.
— Тед уже решил.
— Какой Тед? Твой парень?
— Нет, это он…отчим мой.
— А, опекун, я поняла.
«Неожиданно как. И назвала его ведь прямо-таки по-домашнему: Тед», — мелькнуло в голове Шанталь.
— Так что же решил Тед?
— Что надо рожать. У него своих детей нет. Так что, говорит, будем вместе воспитывать.

«Эх, Лея... С кем же ты собралась воспитывать своего ребёнка? На себя ты, похоже, готова махнуть рукой, но твоему ребёнку-то за что такое начало жизни? Хотя, о нём ты, конечно же, ещё не умеешь думать. А сумеешь ли вообще?»

— Лея, послушай, я знаю, что тебе сейчас очень непросто. Но выход есть, причём совершенно безопасный для тебя: существует анонимная служба поддержки жертвам насилия. Тебе достаточно будет отправить туда заявление, только это. А дальше они уже сами проведут разбирательство, при этом гарантируя твою безопасность. У меня в практике уже был такой случай, и сейчас эта девушка, которая подвергалась насилию со стороны ближайшего родственника, находится в безопасности, вышла замуж…
— У меня парень есть, — неожиданно задиристо прервала Лея, — я же только вот сказала. И мы тоже поженимся...когда он вернётся.

«Твой вымечтанный герой, благодаря которому всё становится на свои места: ты по-прежнему живёшь вдвоём с мамой, вовсе она не сумасшедшая, а дальше — и это наверняка есть в твоих грёзах — вы готовитесь к свадьбе. К твоей, Лея, свадьбе. И нет никакого Теда, превратившего тебя из беспечного ребёнка в девушку-старушку, которой даже не позволено решать, будет ли она рожать этого нежеланного, не ко времени заявившего о себе ребёнка. Да, понятно, что совсем не ко времени, но ведь он уже отчаянно цепляется крохотными прозрачными лапками за твои молодое, готовое к деторождению чрево, и что тебе делать с этим? Лея, ты готова думать, что ты будешь делать со всем этим?»

Шанталь кивнула головой и показала рукой на дверь, первая же и вышла. Решительно посмотрела на этого огромного таракана, прямо в его мелкие глубоко посаженные глаза и сказала профессионально-твёрдым голосом:
— Вам, я полагаю, известно, что у Леи отрицательный резус. Поэтому прежде чем принимать решение, рекомендую обсудить все возможные варианты с врачом, наблюдающим девочку. Также необходимо будет посетить ряд специалистов, сдать все необходимые анализы. Я позвоню в регистратуру, и Лею запишут на приём к доктору Бушар в ближайшее доступное время.

— Так что, она залетела всё-таки? — немного туповато спросил Тед и нервно схватил одной рукой другую чуть повыше локтя, отчего Шанталь показалось, что русалка вместе чуть присобранной кожей поддёрнула свой бесстыдный хвост.
— Да, мсье, именно так.

Отчим бросил падчерице куртку. Та натянула её и почти у дверей сказала: «До свидания!». А потом вдруг неожиданно повернулась и добавила: «Я подумаю».
— Над чем ты подумаешь? — насторожился Тед и придержал дверь, которую уже было начал открывать.
— Я посоветовала Лее пройти курс психологической поддержки, — вмешалась Шанталь. — В её возрасте при сложившихся обстоятельствах это необходимо вне зависимости от решения, которое будет принято вами. Для лечащего врача я сделаю пометку в досье.
— Психолог? Чтоб деньги из меня выкачивал за трёп? Спасибо, никак не интересно!
— Не беспокойтесь, это не будет стоить вам ни цента. Курс занятий с подростковым психологом покрывается страховкой. С учётом возникшей ситуации, разумеется.
— Ладно, посмотрим, — буркнул Тед, — ей ещё экзамены в колледже сдавать, так что не до того сейчас.
— Ну, если учёбу удаётся совмещать с беременностью, то и на психолога время найдётся. Не думаю, чтобы именно это сказалось на экзаменационных оценках. А ты, Лея, как считаешь?
Лея как-будто удивилась, что кто-то поинтересовался её мнением и утвердительно кивнула головой.
— Чего трясёшь башкой? Пошли домой, там поговорим! — он наконец-то открыл дверь кабинета наружу. — Ну, спасибо, доктор, бывайте! — завершил он громко, с нарочитой лёгкостью.
— До свидания. Лея, всё будет в порядке, просто хорошенько подумай.

Когда дверь за пациенткой и её отчимом закрылась, Шанталь села за рабочий стол и пошевелила компьютерной мышью. Экран загорелся, и она подробно записала результаты осмотра. Затем сделала небольшой отступ и добавила в строке «конфиденциально»: «Сильви, я имею основания предполагать, что девочка беременна в результате изнасилования отчимом. Составь письмо в «Службу срочной помощи жертвам сексуального насилия» с копией в полицию. Если надо, я подпишу и всё объясню подробно. От девочки можно получить признание, если Служба организует ей встречу с психологом в ближайшее время. Спасибо тебе».

Написала и тут же подумала, а что, если её интуиция работает не в том направлении?
А вдруг она действительно жила с каким-то парнем, пока отчим разбирался с женой и оформлял её в дом сумасшедших? И Сильви, её лечащий врач, должна была бы обратить внимание на то, что не всё в порядке. Неужели это только сегодня всплыло благодаря неожиданной беременности?

Посомневавшись с минуту, она нажала на кнопку «сохранить» и закрыла окно. Затем набрала внутренний номер секретаря приёмного отделения и попросила пока не приглашать следующего пациента — ей необходима передышка. Она сама его вызовет.

Захотелось проветрить кабинет после этого визита. Она подошла к окну, отвернула в обратную сторону жалюзи так, что стал виден двор и стоянка клиники, потянулась было к ручке форточки, но тут же передумала. Закрыла жалюзи наполовину и стала всматриваться. Примерно по центру стоянки возле большого, отливающего сталью мотоцикла «Харлей Дэвидсон» стояли Тед с Леей. Он что-то торопливо ей говорил, а девчушка кивала и кивала головой. То ли соглашалась, то ли просто вторила такту речи отчима.

Затем Тед расстегнул кожаный кофр, прикреплённый к задней части мотоцикла. Достал два шлема, один из которых протянул Лее. Она надела его и закинула ногу на заднее сидение. Тед подошёл к кофру и, закрывая его, как бы между делом нагнулся и чмокнул Лею то ли в щёку, то ли в губы — издалека было не разобрать. Девушка сидела не шелохнувшись, а когда он взгромоздился на переднее сиденье, обхватила его за пояс и чуть придвинулась, а потом и вовсе прижалась к нему. «Харлей» надсадно зарычал и мгновенно скрылся со стоянки, оставив после себя взлохмаченную рыжеватую пыль.

«Лея, это привычно, но не непоправимо. Решись, разорви эту чудовищную связь, спаси себя, пока не совсем поздно!»

Доктор Буажоли подошла к столу, сделала глоток воды из пластиковой бутылки и снова включила монитор. Открыла дверь в зал: «Кто следующий? Заходите, пожалуйста!»

С самого крайнего кресла поспешно встала молодая женщина и подтолкнула вперёд инвалидную коляску. В ней сидела девочка лет пяти со слабыми, тонкими как сосульки ногами. В руках она держала куклу-русалку Ариэль с длинным гибким хвостом, укутанным в юбку из блестящей изумрудной ткани, в лифчике сиреневого цвета, тоже усыпанном блёстками, с копной красно-рыжих волос, спускающихся до середины хвоста.
Пока женщина ввозила коляску, Шанталь придерживала дверь и рассматривала куклу в руках маленькой пациентки. Отметила, что это какая-то неправильная кукла: что-то в ней есть недетское, порочное.

Как только они втроём оказались в кабинете, мать вдруг заметила русалку в руках у ребёнка и явно смутилась:
— Это не твоя кукла, Анна. Её наверно другая девочка забыла. Давай я её назад отнесу, хорошо?
Анна замотала кудрявой головой. Голова заходила из стороны в сторону, а ноги-сосульки остались без движения.

Мать попыталась вынуть из её рук куклу, но девочка ещё сильнее вцепилась в неё и принялась жалобно хныкать.
— Анна, подожди, — заговорила Шанталь, — это чужая кукла чужой взрослой девочки. Такая кукла не может быть тебе подружкой. Давай я тебе дам другую, хорошо? Она тебе точно больше понравится.
Девочка затихла и вопросительно посмотрела сначала на русалку, затем на мать. Та в замешательстве молчала.
Шанталь вынула из нижнего ящика стола сумку, а из сумки куклу Дору — в розовом платьице, круглолицую, с улыбкой до ушей, с двумя крепкими тряпичными косичками. Она купила эту игрушку для своей дочки Эммы, но сейчас решила, что нужно во что бы то ни стало оградить маленькую Анну от этой бездушной полуголой русалки.

Анна мгновенно отреагировала: «Дора, это же Дора из мультика!» — и мать без труда забрала у неё русалку.

Шанталь настояла, чтобы Дора осталась у девочки-инвалида. Мать не знала как реагировать: подарок от семейного врача, можно ли принимать? «Можно и нужно», — подбодрила её Шанталь. Анну она наблюдала с пелёнок, так почему бы и не сделать ей маленького подарка?

Вечером, приняв последнего пациента, она вышла из кабинета, закрыла дверь на ключ и направилась в регистратуру, чтобы отдать накопившиеся за день бумаги.
На подоконнике окна регистратуры сидела кукольная русалка, одетая в юбку и лифчик.
— Забыл кто-то из пациентов? — спросила она секретаря.
— Точно не знаю, я не видела. Но уборщица сказала, что вроде она была в руках у какой-то взрослой девицы…
— Понятно, — Шанталь как будто и не удивилась. — Можно оставить её здесь, она наверняка за ней вернётся.
Доктору Буажоли показалось, что русалка чуть капризно дёрнула хвостом, прикрытым изумрудного цвета юбкой, и посмотрела на неё безучастными стеклянными глазами, отчего ей тут же сделалось не по себе.

Тогда она ещё не могла знать, что к концу года Лея родит здоровую девочку, её мать выйдет из психлечебницы в состоянии стойкой ремиссии, а Тед надолго отправится в тюрьму за растление несовершеннолетних.

А куклу-русалку в регистратуре Лея так и не заберёт, и со временем та просто куда-то бесследно исчезнет. Уплывёт, вероятно, в свои мутные, тоскливо дремлющие водоёмы.

Публикация в журнале "ZaZa" N8 (38) 2017 г.